Франсуа и Мальвази. II том - Анри Коломон

– Эдак может выйти «Арчибальд» нас в скором времени нащупает? А если запрёт здесь, то будем в плен африканский подаваться или всё-таки лучше к… своим англичанам?

– Англичане уже своими стали?! Родными…

– Графу д»Олону в Африку по приказу и до ближайшей белой колонии можно добраться попытаться. – говорили многие и разное.

– Думаю, что если лорд Уилтон и продолжит поиски, то уйдет к востоку и будет, мне кажется, поджидать у побережья Сардинии. Любой на их месте подумал бы, что мы выберем восточное направление и воду будем набирать у ближайшей земли. А здесь нет.

– Кстати, а как дела с водой здесь?

– Здесь корсары. Правда ничего не поделаешь придется наш «Ореол» еще немножко разобрать, чтобы отправиться на чем к берегу. Я кажется видел чистые реки. А то коней поморим… – Кстати, будем заранее решать, если что, кому лучше в руки попадать: англичанам или корсарам?

В залу шумно вошел д’Олон:

– К чему такое спартанство, Бертон? Разве после вчерашнего нельзя бы было устроить такой же праздник? То кормишь в день по разу и праздники наши соблюдать отказываешься, это что такое? – говорил он усаживаясь за стол, явно где-то уже подвыпивши, – Я что не прав разве? Баскет! Тащи обнаруженное вино! / заметив де Фретте и Франсуа, обратил свое внимание к ним /. – Браво капитану и сержанту, нашим спасителям!! Отдыхаем! В каково положение они нас загнали! / стало смешно /.

– Положение наше таково, что зависит от ветра. В какую сторону подует, туда и пойдем. Ветер с норда меня очень спутал и я никогда бы не подумал, что мы так быстро шли. Пропустили течение.

Внесли вино…, то самое в черных бутылках, которое пили в Рождественские праздники в тюрьме. От него, от одного лишь воспоминания передернуло некоторых из сидящих. У иных сие хмельное зелье вызвало бурный восторг. Графа де Гассе скриворотило больше всех. Иных можно было понять: для них вино оно и было вино, но не понятно как мог его напиться граф и еще устроить такой дебош:

– Почему?…Мне оно очень понравилось. Я как взялся губами попробовать так до самого конца и высосал все!

– Ну если ты врешь! – взялся за бутылку де Гассе, открыл и немного налил в стакан, – Я тебе этого не прощу…

…Ничего даже очень приятное. Перебродило может?

– / д’Олон / Баскет, давай все неси чтоб не думать о нем больше!

Вино действительно оказалось весьма отличным на вкус и приятно действующим на голову. Капитан де Фретте разговорился о своих ощущениях, которые он испытал в те мгновения, когда чуть не столкнул «Ореол» с «Викингом», что… гиблое дело.

– Я и сам так перепугался, я видел англов, спрыгивающих со снастей… Я уж думал все, каюк, абордаж… Я не мог пошевелить рукой, не верите! Если б де Ферран не подтолкнул, я бы вас, факт, бортонул.

Вино развязало языки и чувства. Оно в самом деле оказалось терпким и настолько приятным, что бедный Баскет бегал и бегал пока сам не спился и где-то по дороге не завернулся и уж больше не вернулся. Пили жалеючи, что нужно бы было оставить хоть немного на следующий раз, но остановиться не было возможным.

За разговорами аббат Витербо вдруг как спохватился, вспомнил о сюрпризе, который у него имелся для шевалье д’Обюссона… Меч-сувенир, который им был привезен из Франции от отца. Он давно его хотел вручить, но все как-то забывал.

– Неси же скорей! Как так можно было забыть?!

Сидящие за столом уже отобедали на всякий случай без остатков, и теперь сидели ждали. Аббат Витербо вынес вышедшему навстречу Франсуа его меч-сувенир, дорогой сердцу, как воспоминание и памятная вещь.

– Ну все, будете этим мечом рубить корсаров. – говорил де Фретте, вставая вместе со всеми из-за стола, – Отправляйтесь за водой в Африку. И перекатите пушку на правый борт на всякий случай… Я пойду посплю, разморило что-то…

– Как можно спать в такую жару, вы что?!

– Жара здесь не причем, я не спал с той самой ночи, и ту ночь перед побегом не спал, как чувствовал что-то. Посчитать так три-четыре ночи, и дня конечно же.

– Так вы совсем не спали эти ночи?!

Каждый разошелся делать дела. Столярных дел мастера принялись за свою прежнюю работу в месте разбитой взрывом пороховницы, ещё при штурме англичан, почти заделанную, но сначала лазили по кораблю, искали места, где можно было надрать материалу на плот. Решили, что лучше всего для этих целей пошла бы палуба над конской конюшней, где бедные животные изнывали от жары.

Найдя то, что ему было нужно, шевалье д’Обюссон пошел к графу д’Олону помогать разделаться с перекатыванием колесной мортиры с тяжелым основанием, но тяжелой от того что колеса вращались туго и главному перевозчику приходилось прилагать все свои усилия, пока не плюнул на это дело, вынул из утопления станины железное жерло, и перенес на другой край, а вслед за ним помощники перетащили основание и принялись укреплять вновь собранное орудие к тому месту, где прежде пушки ставились. / Франсуа заметил, что и правый борт расчитан на большее количество палубной артиллерии; оставалось еще несколько вырезов, которые отлично подходили к задуманному/.

– Крепите сильнее, не то скоро шторм, сорвется, устроит такой разнос, все борты и мачты посшибает, не хуже того, что мы сотворили с «Викингом»! – кричал многосложно д’Олон.

Плот довольно длинный и основательный был быстро сколочен около разобранного места и спущен на воду вместе со стояками для весел. Были так же спущены пустые бочки и все те, кто хотел в Африку… прогулятся. Шевалье д’Обюссон плыть с ними за водой отказался, он уже подбивал столяров-разломщиков и далее продолжать разбирать палубу. Выяснилось зачем, когда водовозы через пару часов вернулись, заметив, что корпус «Ореола» по семи весел с каждого борта.

Поднимали бочонки с водой очень и очень долго, а особенно много времени потратили на подъем тяжелейшего и неудобного в этом отношении плота. Приходилось на воде же разбирать его по частям и затаскивать. Только после этого предоставилась возможность взяться за весла, прежде усевшись на приготовленные места. Народу на корабле было хоть пруд-пруди, и набрать пятнадцать человек с дирижером не стоило никакого труда. По удару в барабан начался греб и с каждым глухим ударом гребцы должны были производить по гребку.

Но и через десять – двадцать раз оказалось что бриг не то что бы не набрал скорость, но практически не стронулся с места. забыли поднять якорь, что значит без капитана. После дело поправилось и «Ореол» сначала медленно, но затем быстрее и быстрее пошел вперед. Корпус судна своей легкостью и вытянутостью только способствовал быстрейшему продвижению.

Франсуа д’Обюссон стоял у края борта и наблюдая за остающейся позади водой, чувствовал удовлетворение от удавшегося дела, которое до сего времени казалось никчемным и бесполезным. Перед ним выпиливали в борту новую восьмую по счету каемку для еще одного весла, которое в данный момент выделывали в разобранной задней части корабля. Одновременно там же ломали головы как разобраться с образовавшимся завалом.

– О-арабская война! – вскричал вышедший к ним капитан де Фретте. Разбуженный шумом возни он уже и сам был не рад, что вышел / через люк /, посмотреть, что там творится, а творилось на палубе чуть ниже юта… нечто такое, что еще не бывало; по крайней мере капитану за всю свою жизнь видеть не доводилось. Длинные палубные доски от плота оставались лежать протянутыми от борта до борта, и обыкновенно наваленными друг на друга зияющими не иначе как ужасающе, значительным провалом под завалом, через который перебраться было не возможно. Впечатление с просонки у де Фретте сложилось такое, что ему разобрали всю середину корпуса до самого дна и по всему трюму уже сейчас свободно бегают кони, ржание которых он слышал…

– Что же это такое! Что же вы делаете?! Скоро шторм, они корабль в шалаш плывучий превратили. «Калоша дьявола», а не бриг!…Куда смотрел Тендор?!! Боцман треклятый…

Перед ним оправдывались, уверяли, что все починят, так как было до, и щели как следует законопатят. К шевалье д’Обюссону он сзади подошел поостывшим и успокоившимся, даже пошутил: «Что, со штилем воюем?»

Но ирония была напрасна, «Ореол» имел превосходный ход и весь этот день и последующие они шли не сбавляя скорости, выйдя на попутное течение и ветер, слегка поддувающий в паруса. Ветерок поддувал с запада, следовательно выбрано ими было восточное направление, не чреватое какими-либо опасностями и неожиданностями. Лишь однажды смотря в подзорную трубу были замечены еле отличимые точки неизвестных кораблей, но они уже им были не опасны, гораздо быстрее их должен был достичь ураганный ветер, от которого они беспрестанно уходили ни на минуту не бросая весла, ежечасно сменяясь со следующими заходчиками. Грести и неудобно и тяжело, но смен набиралось пять и после каждого захода давалось четыре часа на отдых, и никто не тяготился тяжелейшей работы. Каждый без исключения состоял в шестнадцатках. Гребли все, даже капитан де Фретте, не исключая себя, ни аббат Витербо, и доктор д’Оровилл, ни боцман Тендор, который постоянно находил и назначал не хватающих в неполную смену; Бажоль, Тижан, де Эльян, де Ферран, де Сент-Люк, Фернандо, Рено, Бертон, Рамадан, Баскет, д’Олон, де Гассе, д’Обюссон, каким то чудом оставшийся у них на корабле стюард Экстлер, моряки, артиллеристы, волонтеры, каждый знал свое место и время, внося посильный вклад в общее дело…, тщетно уводя себя и свой корабль от надвигающегося шторма, скорее наоборот заводя его в него, тем что вышли из защищенной «гавани».